Сидони так сильно сжала кулаки, что ногти впились в кожу. Она не хотела, чтобы он входил в их жизнь.
– Мы не на твоей ответственности. Я не обращалась к тебе за помощью. Я ничего не хочу от тебя. Как только мне станет лучше, я снова найду работу и выплачу тебе все.
Алексио поджал губы.
– Думаю, ты уже доказала свою точку зрения, Сид. Ты предпочитаешь подвергнуть угрозе жизнь и здоровье нашего ребенка, но остаться независимой и гордой.
Ее охватила боль, лишив способности дышать. Эмоции, вызванные словами «наш ребенок» и «Сид», были слишком сильны. Собравшись, она проговорила с тихой яростью:
– Не называй меня так. Меня зовут Сидони. И последнее, что я хочу сделать, – подвергнуть жизнь моего ребенка опасности. Я буду работать. Ты забыл, что назвал меня мошенницей? Я не желаю снова быть обвиненной в этом.
К ужасу Сидони, голос ее надломился. Ничего не видя перед собой, она направилась к двери. Услышав, что он идет следом, она попросила дрожащим голосом:
– Не подходи ко мне.
Алексио остановился. В глазах женщины стояли слезы, горло саднило.
– Сидони, нам нужно все обсудить. Я понимаю теперь, что был несправедлив в тот день и не дал тебе шанс объясниться.
Она сдавленно усмехнулась и горько заметила:
– Нет, ты уже принял решение и не мог дождаться, когда избавишься от меня.
Она услышала его вздох.
– Шеф-повар приготовил ужин. Давай поедим, а потом поговорим. Хорошо?
Сидони малодушно хотела придумать предлог для отказа. Например, она слишком устала. Но, по правде говоря, она нормально себя чувствовала. Нельзя бесконечно откладывать этот разговор.
– Хорошо.
Через пару минут Алексио уже накрыл для них стол. Они ели в молчании. Сидони старалась не смотреть на большие руки Алексио и не вспоминать, как они прикасаются к ее коже.
Они сидели в столовой, и это напоминало их первую ночь в Лондоне. Бурлящий восторг и предвосхищение… Сейчас она испытывала то же самое, и эти ощущения набирали силу.
Сидони чувствовала все свои эрогенные зоны. Ее груди стали нежными и чувствительными. Набухшими. Она представляла, как рот Алексио приближается к ее дрожащему обнаженному соску…
Молодая женщина уронила нож на тарелку. Алексио поднял голову и прищурился, увидев ее вспыхнувшее лицо.
Сидони встала, чувствуя, что ее лихорадит.
– Мне достаточно. Еды. – Боже, она не может сформулировать простое предложение!
Алексио казался холодным как лед, а у нее между грудями стекала струйка пота.
Он вытер рот салфеткой и предложил:
– Кофе?
Сидони ухватилась за шанс избежать его проницательного взгляда и кивнула:
– Может быть, немного травяного чая. Его принесла экономка.
Алексио поднялся и вышел из столовой. Проклиная себя за не вовремя проснувшееся желание, она вернулась в гостиную и встала у окна, молясь об обретении контроля. Молясь, чтобы перестали порхать бабочки в животе.
Сидони положила руку на живот, нахмурилась и громко вскрикнула.
Позади раздался обеспокоенный голос:
– Что случилось?
От внезапного открытия она на мгновение забыла обо всем остальном.
– Несколько дней я чувствовала порхание бабочек в животе, но думала, что это…
Она оборвала себя, потому что едва не сболтнула: «Это ты воздействуешь на меня».
Сидони покраснела и сказала:
– Это ребенок. Я чувствую, как шевелится ребенок…
Алексио протянул ей чашку, и она схватила ее, стараясь не смотреть, какой эффект произвели на него ее слова. Внезапно представив его ладонь на своем животе, Сидони быстро добавила:
– Пока шевеление не такое сильное, чтобы почувствовал кто-то, кроме меня…
Она отошла, делая на ходу глоток, чтобы скрыть пылающее лицо.
Алексио стиснул зубы, увидев, как отпрянула от него Сидони.
Ее золотистые волосы были теперь более блестящими и густыми. За несколько дней отдыха и хорошего питания она стала выглядеть гораздо лучше. Провалившиеся щеки понемногу округлялись.
Алексио чувствовал, что скоро взорвется от напряжения. С каждой секундой он все больше боялся превратиться в первобытное животное, сорвать с Сидони одежду и взять ее, насыщая себя.
Но это было невозможно. Она была беременна. И она ненавидела его.
Сидони казалась невероятно юной в легинсах и свободном топе. Конечно же она отказалась от его предложения купить для нее одежду и попросила тетю Жозефину привезти все из дома.
Алексио наконец смог оторвать взгляд от ее стройных ног и, скользнув по животу, скрывавшемуся под топом, посмотрел ей в лицо. В аквамариновых глазах женщины сверкала решимость.
– Почему ты шпионил за мной? – Она крепче сжала чашку.
Алексио отставил кофе. Он должен. Он обязан объяснить.
– То, что происходило между нами, заставило меня нервничать. Прежде я никогда не приглашал женщин на Санторини. Всю жизнь я был циником, а с тобой забыл о цинизме. Это пугало меня, и я решил, что изучение твоей жизни позволит мне обрести контроль над собой.
Сидони моргнула. Она пыталась осознать его слова.
– Я… ты не возил на Санторини женщин?
Он покачал головой, настороженно следя за ее реакцией, которую она не могла скрыть.
– Но… одежда… Я была уверена, что она принадлежит твоим любовницам… – Сидони чувствовала себя очень неловко.
Алексио нахмурился и с отвращением выдавил:
– Ты считаешь, что я способен на такое? Что я могу накупить массу вещей и надеяться, что они подойдут разным женщинам?
Сидони была вне себя от смущения.
– Ну… откуда мне знать? Я думала, это осталось от твоих любовниц.
Алексио провел рукой по волосам и задумчиво произнес: