Алексио привык к комплиментам и считал их пустыми. Но не из уст Сидони. Он убрал руку, зная, что, поцеловав ее, не сможет остановиться. Вместо этого он повел Сидони к гаражу, где стояла спортивная машина – одна из новых моделей, разработанных его братом.
Это был автомобиль с откидывающимся верхом, и Сидони в восхищении присвистнула, забравшись туда. Алексио придержал ей дверцу, стараясь не смотреть на обнаженную ногу. Черт возьми, может, все-таки попросить ее переодеться?
Сжав зубы и жалея о решении отвезти Сидони проветриться, Алексио сел за руль.
Они ехали вдоль побережья. Небо становилось темнее, а огни приближающегося города все превращали в сказку. Алексио вел машину сравнительно медленно по узким дорогам, и прохладный вечерний воздух восхитительно обдувал разгоряченную солнцем кожу Сидони.
Алексио выглядел великолепно в темном костюме и темной рубашке. Чем больше времени она проводила с ним, тем более красивым он ей казался.
– Ты замерзла? – неожиданно спросил он.
Сидони покачала головой:
– Нет. Я люблю, когда свежо.
Алексио снова посмотрел на дорогу:
– Я должен был подсказать тебе, что надо взять куртку. По ночам в это время года еще прохладно.
Она улыбнулась:
– Не можешь удержаться?
– Удержаться от чего?
– Ты опекаешь меня. Уверена, ты так обращался с матерью.
Алексио фыркнул и сжал зубы.
– Поверь мне… – Его тон был ледяным. – Моя мать не нуждалась в опекуне. В ком угодно, но только не в нем.
Сидони нахмурилась:
– Почему ты так говоришь? Какая она была?
Он сильнее стиснул зубы.
– Холодная. Она была поглощена собой. И ей никто не был нужен.
– Всем нужен кто-то – даже если они не хотят это признать. Наверное, она была одинока.
Он ответил не сразу.
– Возможно… Но я не хочу обсуждать мать, когда нам есть о чем поговорить – например, что я везу тебя в клуб.
Сидони чувствовала, что перед ней захлопнули дверь, его личная жизнь явно была вне зоны доступа. Она подумала о собственном мрачном прошлом… Даже к лучшему, что Алексио не допускает такой близости.
Он припарковал машину у здания, похожего на элитный отель.
– Отсюда придется идти, пешеходные улицы, – пояснил он.
Он отдал ключи подбежавшему к ним юноше, восхищенному невероятной машиной, и подошел к дверце Сидони, чтобы помочь ей выйти. Сидони задрожала; ее смущало, что их с Алексио увидят.
Не отпуская ее руку, он что-то сказал юноше на греческом языке. Тот побледнел.
– Что ты ему сказал? – с любопытством спросила Сидони, когда они отошли.
Алексио улыбнулся:
– Я предупредил, что, если на машине будет хоть одна царапина, я переломаю ему ноги.
– Ох… Но ты не стал бы это делать, правда?
Алексио остановился и в ужасе на нее посмотрел:
– Конечно нет, за кого ты меня принимаешь? Я лишь заставил бы его платить мне до конца жизни.
Сидони обняла Алексио и сказала с насмешливым облегчением:
– Это гораздо лучше, чем сломанные ноги.
Алексио чувствовал грудь женщины рядом со своей рукой и был вынужден стиснуть зубы. Он еще не отошел от ее вопросов о матери. «Наверное, она была одинока…»
Ему всегда казалось, что его мать одинока, и ему не нравилось, что невинное замечание Сидони вернуло его к тому времени, когда было очевидно, что он не сможет защитить мать, потому что та не позволит. Даже если нуждается в этом.
Алексио заставил себя подавить ненужные воспоминания. Они приближались к ювелирным магазинам, и Сидони в восторге остановилась перед одним из них.
Она глубоко вздохнула и кинула быстрый грустный взгляд на Алексио:
– Должна признаться в очень отталкивающей черте: я люблю блестящие вещи. Отец говорил, что я, словно сорока, одержима блестящим.
Алексио ощутил разочарование. Это было то, к чему он привык. Выпрашивание. И пусть Сидони не говорит прямо, разве это не то же самое? Она подсказала, что любит ювелирные украшения, а значит, ожидает, что он ее побалует чем-нибудь.
Сидони нахмурилась:
– Что такое?
– Ничего. – В его голосе слышалось напряжение. – Клуб вон там.
Cидони почувствовала, что сделала что-то не то. На лице Алексио было написано… отвращение. Она сглупила, проболтавшись, что любит сверкающие вещи. Это была черта, унаследованная ею от матери, но речь не шла о настоящих драгоценностях. Когда она обнаружила свою детскую коробку во время уборки, то едва сдержала смех, потому что та была полна блестящих пуговиц и фольги. Точно не коллекция сокровищ.
Сидони постаралась подавить беспокойство и последовала за Алексио в загадочную дверь без вывески. Мужчина в черном костюме с наушником впустил их внутрь, почтительно кивнув.
Сидони рефлексивно сжала руку Алексио, и он посмотрел на нее сверху вниз. Она была рада увидеть, что напряженность в его глазах исчезла, уступив место ленивой сексуальной безмятежности.
Их встретила статная женщина в маленьком черном платье, которое обтягивало потрясающую фигуру.
Сидони споткнулась и едва не упала. Алексио подхватил ее.
– Все в порядке?
Она кивнула, не находя слов при виде греческой красотки с темными волосами, очень тепло приветствующей Алексио поцелуями в обе щеки. Сидони почувствовала, как внутри рождается что-то горячее и желчное. Ревность.
Женщина холодно взглянула на Сидони и снова обратилась к Алексио. Она надула рубиновые губы и начала говорить с ним по-гречески.
Но он ответил на английском языке:
– Я был слишком занят. Сидони, это Элеттра.
Сидони улыбнулась, но на лице женщины не появилось даже намека на улыбку.